С Иосифом Бродским я познакомилась через родителей, хотя его стихи я читала в самиздате и до знакомства. Иосифа к нам направила Анна Андреевна Ахматова, которая, по его рассказам, напутствовала его примерно так: «Там у Литвиновых есть красивая девушка Маша, так Вы влюби́тесь в нее».

Первым с Иосифом встретился мой папа, который лепил портрет Ахматовой. Она позировала папе несколько раз, а однажды Иосиф сопровождал ее на очередной сеанс в мастерскую на Верхней Масловке. В тот день в мастерскую, зная, что там будут такие гости, зашла моя мама. Так началось их знакомство, а потом и дружба. После этого Иосиф часто заходил в гости на Миусскую, где читал свои стихи всей семье. Бывал он и в папиной мастерской и тоже позировал ему. Во время работы они читали друг другу стихи. Мой папа очень любил поэзию, он ценил Иосифа как поэта и привязался к нему по-человечески. Симпатия была взаимной. Портрет, отлитый в бронзе, сохранился, кажется, он находится в Русском музее, но проходит как «Мужской портрет». Так его пришлось назвать, когда он впервые был выставлен на папиной посмертной выставке в выставочном зале на Беговой. Имя Иосифа Бродского публично произносить было нельзя. Шел 1973 год, за год до этого Бродского вынудили уехать из Союза.

С мамой Иосифа связывала потом многолетняя дружба. Бродский часто навещал ее в Брайтоне, где мама жила после отъезда из Союза. Однажды он даже чуть не погиб там. В гостинице, где он остановился, ИРА (Ирландская республиканская армия) устроила страшный теракт. В октябре 1984 года, во время съезда консервативной партии в Grand Brighton Hotel, было совершено покушение на Маргарет Тэтчер, тогдашнего премьер-министра, и членов ее кабинета. Тогда погибли пять человек, так что опасность была серьезной.

История со взрывом, прогремевшим так близко, щекотала Иосифу нервы. Ему такое нравилось, его всегда привлекали опасные приключения. Чего стоит история с планом захвата самолета! В конце 1960 года Иосиф и его знакомый Олег Шахматов собрались бежать из Советского Союза. Они хотели захватить в Самарканде небольшой пассажирский Як-12. Иосиф должен был ударить пилота кирпичом, а Шахматов, профессиональный летчик, тогда перехватил бы штурвал и направил самолет то ли в Иран, то ли в Афганистан.

План отменили в последний момент, когда Иосиф понял, что не сможет ударить пилота. Его потом допрашивали, а заложил его Шахматов. Когда он рассказывал нам эту историю, мне казалось, что это всего лишь романтические мальчишеские фантазии, но, судя по опубликованным позднее документам, все было всерьез.

…Однажды Иосиф приехал с несостоявшихся съемок из Одессы и ночевал у меня в квартире на Бутырском Валу. На Одесской киностудии его сначала утвердили на роль командира по фамилии Рабинович в фильме то ли про Гражданскую войну, то ли про Великую Отечественную, но в конце концов снимать не стали: из Москвы пришел запрет. В общем, поматросили и бросили. Иосиф расстроился: ему льстило, что его пригласили сниматься. Но главным образом он расстроился из-за того, что для роли его успели там побрить наголо. Его герой был лысый. В Москве ему предстояло ходить по гостям и по редакциям: он тогда все еще надеялся, что его напечатают! На Одесской студии ему выдали рыжий парик, который Иосиф в тот приезд в Москву не снимал. Спал он у меня на полу — тоже в парике, и все время пытался придерживать его рукой, даже во сне. Иосиф боялся, что парик собьется и у моего маленького сына Антона будет детская травма, если он это увидит.

Парик не помог: хождения по редакциям результата не дали. Запрет на публикацию стихов Бродского был жестким. А Антон довольно легко перенес зрелище спящего на полу Бродского со сбившимся набок париком.

…Именно Иосифу я обязана своей первой работой в Америке.

«Старуха, ты в маразме», — сказал он, услышав мой ответ на вопрос о планах на жизнь: «Не имею понятия».

Бродский, уже поживший какое-то время в Нью-Йорке и знавший меня, был более реалистичен, чем мои прекраснодушные американские друзья. В тот же день он купил мне и Антону билеты в Детройт, а потом уж позвонил Карлу и Эллендее Проффер, создателям издательства «Ардис», чтобы сообщить, что вот-вот к ним прибудет Маша с сыном Антоном. Я была знакома с Профферами: в начале семидесятых они часто приезжали в Москву, у нас были общие друзья, в том числе и Иосиф, стихи которого они издали на Западе одними из первых. Но, как позднее написала в своей книге «Бродский среди нас» Эллендея Проффер, Иосиф даже не спросил ее, нужна ли в «Ардисе» мало что умеющая Маша Слоним, да еще и с семилетним сыном. Просто поставил их перед фактом моего неминуемого приезда. Это было вполне в духе Бродского…

…Я осталась вечным должником Иосифа. Я так и не вернула ему деньги за билет в Детройт. Отправив меня в «Ардис», он дал важнейший старт моей будущей эмигрантской жизни. И я всегда буду безмерно благодарна ему за этот подарок.