об авторе
Олдос Хаксли (1894–1963) — английский писатель, известный в первую очередь по антиутопии «О дивный новый мир» (1932). Изучал литературу в Баллиольском колледже в Оксфорде, первый свой роман написал в 17 лет. Был преподавателем французского языка у Джорджа Оруэлла. Одна из главных тем книг и публицистических произведений Олдоса Хаксли — проблема дегуманизации общества в процессе технологического прогресса, решить которую он предлагал с помощью деятельного пацифизма, образования и воспитания личной ответственности.
об иллюстраторе
Саша Скочиленко — художница, активистка, пацифистка. 11 апреля 2022 года была задержана после проведения антивоенной акции в Петербурге, приговорена к 7 годам по «закону о фейках», 1 августа 2024 года освобождена в рамках обмена политических заключенных между россией и странами запада. Принципы, изложенные Хаксли в этой книге, глубоко резонируют с убеждениями Саши, поэтому, несмотря на разделяющие автора и иллюстраторку эпохи, их безусловно можно назвать единомышленниками.
о книге
В настоящий сборник вошли впервые изданные по-русски эссе классика английской литературы Олдоса Хаксли, написанные с 1931 по 1963 год. Особый интерес представляют его размышления о мировом порядке и перспективах развития общества, опубликованные накануне второй мировой войны и вскоре после нее. Хаксли не только поднимает актуальные до сих пор вопросы, но и предлагает варианты решения — утопические только на первый взгляд. В других эссе сборника содержатся путевые заметки, размышления об искусстве, а также о его трансцендентном опыте. Книгу проиллюстрировала Саша Скочиленко.
Издательство Überbau, перевод с английского — Мастерская литературного перевода Дмитрия Симановского.
«Оруэлл боялся, что запретят книги. Хаксли опасался, что запрещать книги не придется, их просто перестанут читать. Оруэлл боялся, что нас лишат доступа к информации; Хаксли — что бесконечный поток информации будет вызывать безразличие и провоцировать нарциссизм. Оруэлл боялся, что от нас будут скрывать правду; Хаксли — что правда потонет в море противоречивой несообразности. Оруэлл считал, что культура окажется в застенках; Хаксли – что культура сведется к производству низкопробных зрелищ насколько захватывающих, настолько и однообразных. Если коротко, Оруэлл думал, что нас уничтожит то, что мы ненавидим. Хаксли — что нас погубит то, что мы обожаем».
нил постман,
писатель, теоретик медиа
«Олдос — человек чрезвычайно широких взглядов: среди моих друзей только он свободно чувствует себя практически в любой культуре. <…> Для Олдоса также характерна свойственная ученым привычка рассматривать каждый предмет со всех возможных сторон, переворачивать вверх дном и выворачивать наизнанку».
игорь стравинский,
композитор
фрагмент книги
Теория же и практика милитаризма основаны на совершенно абсурдном с точки зрения психологии предположении. Стремясь направить людей на путь истинный, милитарист развязывает против них войну — то есть относится к ним хуже некуда. Однако повседневный опыт говорит нам, что люди (если они, конечно, не святые и не искушенные пацифисты) либо моментально ответят злом на зло, а если силы им не позволяют, то, затаив гнев, страх и ненависть, будут ждать своего часа. Если ущерб не возмещен, ответом на войну всегда будет новая война. Ненависть порождает ненависть, насилие — насилие.
Всем нам случалось применять методы пацифизма в общении с людьми. Доброжелательность способна оградить нас от дурного обращения или даже превратить чью-то неприязнь в симпатию. Более осознанно и целенаправленно профилактический пацифизм используют врачи в работе с душевнобольными, антропологи при контакте с недоверчивыми и недружелюбными дикарями, натуралисты при изучении диких животных. Пацифизм — не только профилактический, но и, если можно так выразиться, боевой — успешно применялся и на более массовом уровне: ранние христиане в противостоянии с Римской империей; Уильям Пенн и первые поселенцы Пенсильвании в своих взаимоотношениях с краснокожими; практически весь венгерский народ, когда в шестидесятых годах прошлого века император Франц Иосиф пытался подчинить эту страну Австрии в нарушение действовавшего союзного договора; Ганди и его последователи сначала в Южной Африке, а затем в Индии. Более того, многие промышленные забастовки проводились исключительно мирными средствами и часто достигали заметных успехов. История знает много неоспоримых свидетельств действенности пацифистского подхода. Почему же он не используется как повседневный инструмент политики, или способ предотвращения опасных конфликтов между людьми и между народами, или, если конфликт уже идет, для продолжения борьбы в ненасильственном русле? Еще раз: дело не в том, что это невозможно в принципе или в силу природы вещей. Дело исключительно в свободной воле каждого. И если к пацифизму прибегают реже, чем к войне, причина проста: сперва мы не потрудились вовремя распознать грядущую беду и, следовательно, предотвратить ее; а когда конфликт разразился — не обуздали свои гнев, ненависть и злобу и позволили им ввергнуть нас в бездну насилия. Однако в нашей власти сделать другой выбор.
Нам говорят, что войны развязывают капиталисты и производители оружия, преследуя корыстные интересы. Но для сражений капиталистам и оружейным баронам нужны войска, а для поддержки такой политики — избиратели. А новобранцев и избирателей они получают потому, что их соотечественники в массе своей по-прежнему руководствуются разжигающим ненависть чувством национального превосходства. Вот почему так необходимы пацифистские организации, цель которых — объединять людей на почве ненасилия.
Таким образом, у войны есть и другие истоки, помимо экономических. Допустим все же, что причины войны носят в основном экономический характер и что целесообразные изменения в существующей экономической системе устранили бы эти причины. Перед нами по-прежнему стоит ключевой вопрос: каким именно образом изменить эту систему? Насилием, говорят революционеры. Но если использовать насилие как средство, цель неизбежно будет отличаться от провозглашенной. В России целью объявили коммунизм и для его достижения насилие применялось практически без ограничений и по жестокости, и по длительности. И что в итоге? Современное российское общество не назвать коммунистическим; это искусно выстроенная иерархия, управляемая небольшой группой партократов, готовой применить крайние меры физического и экономического принуждения к любому, кто не согласен с их взглядами. В этом обществе, судя по надежным источникам, быстро крепнет чувство исключительности и превосходства, питающее воинственный дух. Властям там подчиняются беспрекословно, а насилие воспринимается как должное. Экономическую систему России изменили в корне, лишив граждан возможности владеть средствами производства, а следовательно, и средствами принуждения. Итак, собственники утратили рычаги воздействия, зато представители государства получили мандат на насилие. (Меж тем давайте не забывать, что государство — это всего лишь название группы лиц, которая использует власть либо игнорируя закон, либо соблюдая удобные им правила.) Сам принцип государственного принуждения пережил революцию и повсеместно применяется до сих пор. Учитывая градус жестокости и насилия этой революции, иначе и быть не могло. Порочные методы предопределили результат, и задуманная революционерами цель — коммунизм в отдельно взятой стране и интернациональное сотрудничество за ее пределами — стала недостижимой. Да, другие страны мало чем способствовали такому сотрудничеству; но факт остается фактом: Россия обладает самой большой в мире армией, и гордость за эту армию прививается гражданам с самого нежного возраста. История показывает, что страны, которые содержат большие армии и гордятся этим, почти неизбежно используют их против соседей. Подытожим сказанное. Экономическая система в России действительно изменилась; но произошло это через насилие. Неудивительно, что русские по-прежнему воспринимают применение насилия и внутри страны, и по отношению к другим странам как нечто само собой разумеющееся и неизбежное. Войны между странами и государственное принуждение не исчезнут, пока люди считают эти инструменты политики целесообразными — или хотя бы допускают их в теории.
Всем нам случалось применять методы пацифизма в общении с людьми. Доброжелательность способна оградить нас от дурного обращения или даже превратить чью-то неприязнь в симпатию. Более осознанно и целенаправленно профилактический пацифизм используют врачи в работе с душевнобольными, антропологи при контакте с недоверчивыми и недружелюбными дикарями, натуралисты при изучении диких животных. Пацифизм — не только профилактический, но и, если можно так выразиться, боевой — успешно применялся и на более массовом уровне: ранние христиане в противостоянии с Римской империей; Уильям Пенн и первые поселенцы Пенсильвании в своих взаимоотношениях с краснокожими; практически весь венгерский народ, когда в шестидесятых годах прошлого века император Франц Иосиф пытался подчинить эту страну Австрии в нарушение действовавшего союзного договора; Ганди и его последователи сначала в Южной Африке, а затем в Индии. Более того, многие промышленные забастовки проводились исключительно мирными средствами и часто достигали заметных успехов. История знает много неоспоримых свидетельств действенности пацифистского подхода. Почему же он не используется как повседневный инструмент политики, или способ предотвращения опасных конфликтов между людьми и между народами, или, если конфликт уже идет, для продолжения борьбы в ненасильственном русле? Еще раз: дело не в том, что это невозможно в принципе или в силу природы вещей. Дело исключительно в свободной воле каждого. И если к пацифизму прибегают реже, чем к войне, причина проста: сперва мы не потрудились вовремя распознать грядущую беду и, следовательно, предотвратить ее; а когда конфликт разразился — не обуздали свои гнев, ненависть и злобу и позволили им ввергнуть нас в бездну насилия. Однако в нашей власти сделать другой выбор.
***
Нам говорят, что войны развязывают капиталисты и производители оружия, преследуя корыстные интересы. Но для сражений капиталистам и оружейным баронам нужны войска, а для поддержки такой политики — избиратели. А новобранцев и избирателей они получают потому, что их соотечественники в массе своей по-прежнему руководствуются разжигающим ненависть чувством национального превосходства. Вот почему так необходимы пацифистские организации, цель которых — объединять людей на почве ненасилия.
Таким образом, у войны есть и другие истоки, помимо экономических. Допустим все же, что причины войны носят в основном экономический характер и что целесообразные изменения в существующей экономической системе устранили бы эти причины. Перед нами по-прежнему стоит ключевой вопрос: каким именно образом изменить эту систему? Насилием, говорят революционеры. Но если использовать насилие как средство, цель неизбежно будет отличаться от провозглашенной. В России целью объявили коммунизм и для его достижения насилие применялось практически без ограничений и по жестокости, и по длительности. И что в итоге? Современное российское общество не назвать коммунистическим; это искусно выстроенная иерархия, управляемая небольшой группой партократов, готовой применить крайние меры физического и экономического принуждения к любому, кто не согласен с их взглядами. В этом обществе, судя по надежным источникам, быстро крепнет чувство исключительности и превосходства, питающее воинственный дух. Властям там подчиняются беспрекословно, а насилие воспринимается как должное. Экономическую систему России изменили в корне, лишив граждан возможности владеть средствами производства, а следовательно, и средствами принуждения. Итак, собственники утратили рычаги воздействия, зато представители государства получили мандат на насилие. (Меж тем давайте не забывать, что государство — это всего лишь название группы лиц, которая использует власть либо игнорируя закон, либо соблюдая удобные им правила.) Сам принцип государственного принуждения пережил революцию и повсеместно применяется до сих пор. Учитывая градус жестокости и насилия этой революции, иначе и быть не могло. Порочные методы предопределили результат, и задуманная революционерами цель — коммунизм в отдельно взятой стране и интернациональное сотрудничество за ее пределами — стала недостижимой. Да, другие страны мало чем способствовали такому сотрудничеству; но факт остается фактом: Россия обладает самой большой в мире армией, и гордость за эту армию прививается гражданам с самого нежного возраста. История показывает, что страны, которые содержат большие армии и гордятся этим, почти неизбежно используют их против соседей. Подытожим сказанное. Экономическая система в России действительно изменилась; но произошло это через насилие. Неудивительно, что русские по-прежнему воспринимают применение насилия и внутри страны, и по отношению к другим странам как нечто само собой разумеющееся и неизбежное. Войны между странами и государственное принуждение не исчезнут, пока люди считают эти инструменты политики целесообразными — или хотя бы допускают их в теории.
взгляните на другие книги:
