об авторе
о книге
первый том охватывает крайне важный период перехода страны к современной государственности — попытки отмены крепостного состояния, разработка конституции и установление благодаря александру I нового порядка в европе. эти во многом неудавшиеся реформы изменили, однако, образ мышления российской элиты и заложили основания русской культуры золотого века и великих реформ эпохи александра II.
«С Андреем Борисовичем давным-давно нас познакомил Дима Муратов, когда я ему надоела вопросами, связанными с той или иной работой в исторических фильмах. Муратов прислал телефон Зубова со словами: “Вот. Лучший”.
Я переключилась на «лучшего» и в скором времени поймала себя на том, что просто придумываю поводы, лишь бы получить возможность послушать рассуждения Андрея Борисовича на ту или иную историческую тему. Так что вы можете себе представить, как я предвкушаю удовольствие и жду эти книги».
чулпан хаматова,
актриса
«А почему стыдно говорить о потерях, обсуждая величие? Почему государства считают свои победы в новых территориях, а не гектарах солдатских кладбищ? Может ли история измеряться нравственно? Читаем Зубова.
Выдающаяся книга. Я знаю, вам тоже не хватит закладок. Оторваться не могу».
дмитрий муратов,
нобелевский лауреат*
* признан минюстом рф «иностранным агентом»**
** мнение минюста рф не совпадает с мнением vidim books
алексей уминский,
протоиерей
фрагмент книги
< ... >
Я ни в малой степени не следую принципу исторического детерминизма, ни в малой степени не являюсь поклонником исторической схемы Гегеля, в которой «всё существующее разумно». Отнюдь. Человек в целом неразумное существо, и мир, который он творит вокруг себя, очень далёк от воплощения Абсолютного разума. Выбор, к великому сожалению, чаще плохого, чем хорошего — это постоянная реальность человеческой жизни.
Один из таких выборов был сделан Петром Алексеевичем, сыном от второго и во многих отношениях сомнительного брака царя Алексея Михайловича — с Натальей Нарышкиной, когда Пётр отстранил от власти свою единокровную старшую сестру, сослал её фаворита князя Василия Голицына на Пинегу и начал править сам.
Наша беда в том, что мы до сих пор смотрим на историю, конечно, не глазами историка-марксиста Михаила Николаевича Покровского, но глазами в основном дореволюционных историков. А ведь даже лучшие из них, такие как Сергей Фёдорович Платонов или Александр Александрович Корнилов, мыслили в категориях, характерных для конца XIX — начала XX века, — категориях национализма, территориального роста. Империи — и Британская, и Французская, и Российская — росли в то время активно.
Почитайте книгу «Англо-Бурская война» Артура Конан Дойла, в которой замечательный автор Шерлока Холмса вдруг становится невероятно циничным и жестоким британским империалистом. Эту книгу, такую апологетику «крымнаш», перенесённую в Англо-Бурскую войну конца XIX века, неприятно читать. Если так мыслили просвещённые люди, может быть, самой передовой страны тогдашнего мира — Великобритании, то как тогда мыслили в России?
И лекции историка Корнилова 1911 года, несмотря на наличие интересных фактов, в целом пронизаны элементарной схемой: России всегда кто-то угрожает, и чтобы России этот кто-то не угрожал, его надо завоевать и раздвинуть границы.
Так же в то время мыслили во Франции, в Британии, Германии, США — и это, безусловно, полный абсурд, ведь тогда всем надо завоевать всех. Кончилось такое мышление двумя мировыми войнами в XX веке, все остались при своём, никто никого не завоевал, и самое умное, что сделал мир, — создал Европейский Союз и НАТО. Но этот опыт двух мировых войн ХХ века стоил миру ста миллионов погибших и почти двухсот миллионов изувеченных людей.
Однако последние десятилетия XIX века — это империализм. Как бы ни было морально предосудительно то или иное правление, сколько бы жизней и благополучия людей оно ни сожрало, всё это историк той эпохи может оговорить, но обязательно после знаменательного «но». Сначала он скажет, что в это время Англия или Россия раздвинула свои границы, упрочила свою мощь, разбила того и разбила этого, и только после упомянет, чего это стоило. Именно такое отношение к человеческой жизни — прямой путь в безнравственный XX век, к армянскому геноциду, холокосту, большевизму, ко всем тем ужасам, наследниками, а то и соучастниками которых мы с вами, так или иначе, являемся.
Тем ужаснее сознавать, что наша власть ныне играет в реконструкторство. Сейчас модны любительские реконструкции наполеоновских войн, реконструкции рыцарских турниров, а у нас сама власть реконструирует империализм начала ХХ века, играет в Российскую империю, в сталинское государство. Это нравится самым главным начальникам, а остальные, как всегда и всюду бывает, и мы не раз с этим встретимся в истории и XIX, и XVIII века, им подражают. Мало кто решается сказать что-то вопреки. Да и народ такой реконструкцией империи большей частью доволен. О том, что мы, почти все, потомки жертв революции и того, что к ней привело, люди, как ни странно, забыли и с восторгом приняли захват Крыма в 2014 году, «освобождение» Донбасса, равнодушно продолжают смотреть на испепеление Сирии российской авиацией, а теперь и на страшную войну в Украине, уже исковеркавшую миллионы жизней.
Но европейский христианский мир идёт другой дорогой — дорогой персонализма. Уже в межвоенный период самые умные люди отошли от безумия национализма, они уже не мыслили так, как мыслил Артур Конан Дойл, как мыслил Александр Корнилов, они заговорили о бесценности не империи, не государства, не «крови и почвы», а человеческой личности.
Экзистенциальный персонализм Эммануэля Мунье, персонализм Анри Бергсона, осмысленный в хасидских формах персонализм Мартина Бубера и в православных — Николая Бердяева, вот, собственно говоря, межвоенный залог того, что после Второй Мировой войны Запад осуществил. И то, что сейчас кому-то из нашего русского общества очень не нравится на Западе, это издержки именно персонализма — право человека быть человеком, право человека строить свою жизнь так, как он хочет.
Для персоналиста важно, что государство подчинено человеку, государство существует для человека, государство — раб человека, а не человек — раб государства и каких-то фантомных империй. И когда Запад осознал этот простой факт и стал жить в соответствии с ним, мир не рухнул, но процветал без большой войны в Европе семьдесят пять лет, пока 24 февраля 2022 года по почину России не началась война в Украине. Впрочем, и эта война не результат отхода Европы от новых, обретённых ею, персоналистских ценностей, но как раз их почти единодушная защита перед лицом вызова, который бросила им Россия.
Поэтому на события XVIII–XIX веков я буду смотреть, делая акцент в первую очередь на человеке, на цене всех исторических решений и событий для человека, а не на том, насколько увеличилась империя и сложились её институты управления. К чему империи? Все они всё равно развалились. И Британская, и Французская, и Германская, и Российская, и Японская. У государства, чтобы оно не разваливалось, должны быть совсем другие зиждительные принципы, нежели принуждение к повиновению — imperium.
Ныне могучие общества созидаются на основании взаимной заинтересованности людей в сосуществовании и признании за всеми людьми, как соплеменниками, так и иноплеменниками, безусловного права на личную свободу и равное достоинство. Примеры тому —Соединённые Штаты Америкии Европейский Союз. Может быть, в будущем появится что-то другое, но на наш век точно хватит этой новой формы, блистательного политического достижения человека, который не хочет опять испепеляться в войне, порождённой ненавистью и гордыней, хотя есть, к сожалению, сторонники и иных вариантов.
За истекшие два года многое изменилось в моей жизни. Мне пришлось покинуть отчизну, предпочитая гражданскую и творческую свободу в изгнании страху и молчанию на родине, а то и тюрьме и смерти, которых не смогли избежать некоторые из моих друзей и политических соратников.
< ... >
Эту книгу я планировал два года назад издать в Москве и уже вёл переговоры с одним из крупнейших российских издательств, но мой отъезд и «инагентство» сделали всё это невозможным. Я благодарен моим друзьям, щедро поддержавшим издание этой книги в Зарубежье, которое опять стало для русских людей, как в 1920–1980-е годы, миром свободы, в отличие от мира неволи Внутренней России. Увы, пока я не могу назвать имена, не желая навредить людям, поддержавшим меня и материально, и интеллектуально. Надеюсь, в одном из последующих томов, когда рухнет нынешний тоталитарный режим в России, мне представится такая возможность.
< ... >
Где бы ни жил я, в изгнании или на родине, мои труды и моя любовь всегда останутся с моей страной, давшей мне язык и культуру, навык христианской веры и отношения к правде, уменье жить не по лекалам мёртвой идеологии, а по зову совести. В этой стране — могилы предков и отчий дом. И для неё, для России, вся моя жизнь без остатка.
Брно, июнь 2024 года
< ... >
Я ни в малой степени не следую принципу исторического детерминизма, ни в малой степени не являюсь поклонником исторической схемы Гегеля, в которой «всё существующее разумно». Отнюдь. Человек в целом неразумное существо, и мир, который он творит вокруг себя, очень далёк от воплощения Абсолютного разума. Выбор, к великому сожалению, чаще плохого, чем хорошего — это постоянная реальность человеческой жизни.
Один из таких выборов был сделан Петром Алексеевичем, сыном от второго и во многих отношениях сомнительного брака царя Алексея Михайловича — с Натальей Нарышкиной, когда Пётр отстранил от власти свою единокровную старшую сестру, сослал её фаворита князя Василия Голицына на Пинегу и начал править сам.
Наша беда в том, что мы до сих пор смотрим на историю, конечно, не глазами историка-марксиста Михаила Николаевича Покровского, но глазами в основном дореволюционных историков. А ведь даже лучшие из них, такие как Сергей Фёдорович Платонов или Александр Александрович Корнилов, мыслили в категориях, характерных для конца XIX — начала XX века, — категориях национализма, территориального роста. Империи — и Британская, и Французская, и Российская — росли в то время активно.
Почитайте книгу «Англо-Бурская война» Артура Конан Дойла, в которой замечательный автор Шерлока Холмса вдруг становится невероятно циничным и жестоким британским империалистом. Эту книгу, такую апологетику «крымнаш», перенесённую в Англо-Бурскую войну конца XIX века, неприятно читать. Если так мыслили просвещённые люди, может быть, самой передовой страны тогдашнего мира — Великобритании, то как тогда мыслили в России?
И лекции историка Корнилова 1911 года, несмотря на наличие интересных фактов, в целом пронизаны элементарной схемой: России всегда кто-то угрожает, и чтобы России этот кто-то не угрожал, его надо завоевать и раздвинуть границы.
Так же в то время мыслили во Франции, в Британии, Германии, США — и это, безусловно, полный абсурд, ведь тогда всем надо завоевать всех. Кончилось такое мышление двумя мировыми войнами в XX веке, все остались при своём, никто никого не завоевал, и самое умное, что сделал мир, — создал Европейский Союз и НАТО. Но этот опыт двух мировых войн ХХ века стоил миру ста миллионов погибших и почти двухсот миллионов изувеченных людей.
Однако последние десятилетия XIX века — это империализм. Как бы ни было морально предосудительно то или иное правление, сколько бы жизней и благополучия людей оно ни сожрало, всё это историк той эпохи может оговорить, но обязательно после знаменательного «но». Сначала он скажет, что в это время Англия или Россия раздвинула свои границы, упрочила свою мощь, разбила того и разбила этого, и только после упомянет, чего это стоило. Именно такое отношение к человеческой жизни — прямой путь в безнравственный XX век, к армянскому геноциду, холокосту, большевизму, ко всем тем ужасам, наследниками, а то и соучастниками которых мы с вами, так или иначе, являемся.
Тем ужаснее сознавать, что наша власть ныне играет в реконструкторство. Сейчас модны любительские реконструкции наполеоновских войн, реконструкции рыцарских турниров, а у нас сама власть реконструирует империализм начала ХХ века, играет в Российскую империю, в сталинское государство. Это нравится самым главным начальникам, а остальные, как всегда и всюду бывает, и мы не раз с этим встретимся в истории и XIX, и XVIII века, им подражают. Мало кто решается сказать что-то вопреки. Да и народ такой реконструкцией империи большей частью доволен. О том, что мы, почти все, потомки жертв революции и того, что к ней привело, люди, как ни странно, забыли и с восторгом приняли захват Крыма в 2014 году, «освобождение» Донбасса, равнодушно продолжают смотреть на испепеление Сирии российской авиацией, а теперь и на страшную войну в Украине, уже исковеркавшую миллионы жизней.
Но европейский христианский мир идёт другой дорогой — дорогой персонализма. Уже в межвоенный период самые умные люди отошли от безумия национализма, они уже не мыслили так, как мыслил Артур Конан Дойл, как мыслил Александр Корнилов, они заговорили о бесценности не империи, не государства, не «крови и почвы», а человеческой личности.
Экзистенциальный персонализм Эммануэля Мунье, персонализм Анри Бергсона, осмысленный в хасидских формах персонализм Мартина Бубера и в православных — Николая Бердяева, вот, собственно говоря, межвоенный залог того, что после Второй Мировой войны Запад осуществил. И то, что сейчас кому-то из нашего русского общества очень не нравится на Западе, это издержки именно персонализма — право человека быть человеком, право человека строить свою жизнь так, как он хочет.
Для персоналиста важно, что государство подчинено человеку, государство существует для человека, государство — раб человека, а не человек — раб государства и каких-то фантомных империй. И когда Запад осознал этот простой факт и стал жить в соответствии с ним, мир не рухнул, но процветал без большой войны в Европе семьдесят пять лет, пока 24 февраля 2022 года по почину России не началась война в Украине. Впрочем, и эта война не результат отхода Европы от новых, обретённых ею, персоналистских ценностей, но как раз их почти единодушная защита перед лицом вызова, который бросила им Россия.
Поэтому на события XVIII–XIX веков я буду смотреть, делая акцент в первую очередь на человеке, на цене всех исторических решений и событий для человека, а не на том, насколько увеличилась империя и сложились её институты управления. К чему империи? Все они всё равно развалились. И Британская, и Французская, и Германская, и Российская, и Японская. У государства, чтобы оно не разваливалось, должны быть совсем другие зиждительные принципы, нежели принуждение к повиновению — imperium.
Ныне могучие общества созидаются на основании взаимной заинтересованности людей в сосуществовании и признании за всеми людьми, как соплеменниками, так и иноплеменниками, безусловного права на личную свободу и равное достоинство. Примеры тому —Соединённые Штаты Америкии Европейский Союз. Может быть, в будущем появится что-то другое, но на наш век точно хватит этой новой формы, блистательного политического достижения человека, который не хочет опять испепеляться в войне, порождённой ненавистью и гордыней, хотя есть, к сожалению, сторонники и иных вариантов.
За истекшие два года многое изменилось в моей жизни. Мне пришлось покинуть отчизну, предпочитая гражданскую и творческую свободу в изгнании страху и молчанию на родине, а то и тюрьме и смерти, которых не смогли избежать некоторые из моих друзей и политических соратников.
< ... >
Эту книгу я планировал два года назад издать в Москве и уже вёл переговоры с одним из крупнейших российских издательств, но мой отъезд и «инагентство» сделали всё это невозможным. Я благодарен моим друзьям, щедро поддержавшим издание этой книги в Зарубежье, которое опять стало для русских людей, как в 1920–1980-е годы, миром свободы, в отличие от мира неволи Внутренней России. Увы, пока я не могу назвать имена, не желая навредить людям, поддержавшим меня и материально, и интеллектуально. Надеюсь, в одном из последующих томов, когда рухнет нынешний тоталитарный режим в России, мне представится такая возможность.
< ... >
Где бы ни жил я, в изгнании или на родине, мои труды и моя любовь всегда останутся с моей страной, давшей мне язык и культуру, навык христианской веры и отношения к правде, уменье жить не по лекалам мёртвой идеологии, а по зову совести. В этой стране — могилы предков и отчий дом. И для неё, для России, вся моя жизнь без остатка.
Брно, июнь 2024 года
